Окончание. Начало читайте «День», № 191-192
Из собственных подростковых воспоминаний (в марте 1985 г. автору было шестнадцать лет) могу утверждать — мы стремились видеть именно такого лидера. Геронтократия смешила, даже привод одноклассников в областной КГБ (апрель 1984 г.) из-за их крамольных мыслей, высказанных просто на улице в центре города у памятника Ленину, вызвал не страх, а савину шуток сверстников (похоже, что Горбачев и сам любит политические анекдоты). И, пожалуй, такое случалось не только среди нас. Что при подобных настроениях ждать власти — пожалуй, очевидно. На то были и экономические основания. Как впоследствии выяснилось, статистика демонстрировала неутешительные показатели — в начале 80-х гг. прошлого века советская экономика работала с нулевым приростом, даже с учетом алкогольной составляющей. Без нее — отрицательные величины. В 1987 г. проблемы позднесоветской экономики блестяще проанализирует в своей статье «Авансы и долги» Николай Шмелев. Очевидно, что такая аналитика Михаилу Горбачеву была известна раньше.
Поэтому появление молодого энергичного руководителя партии и государства, который не боялся общаться с людьми и говорил то, что мы хотели услышать, вдохновляла. Это была бы волна чистого весеннего воздуха, которая стремительно ворвалась в застойной атмосферы. В начале мая 1985 года советское телевидение показало небольшой телесериал, где новый молодой Генеральный секретарь начинает изменения ради развития и лучшей жизни. Чувствовал ди Михаил Горбачев эту сумасшедшую поддержку — знает только он. Что интересно — государственная статистика показала невиданный рост экономики во втором квартале упомянутого года. Эмоции способны творить чудеса, вот только надолго ли их не хватает.
Для нас было понятно — к власти пришел реформатор, лидер, настроенный на изменения. Он не скрывал своих эмоций — улыбался, смеялся, ездил по стране, шел навстречу собеседникам, что-то говорил без бумажки ... Невероятно, как будто человек с другой планеты, так не похожий на ретушированные портреты членов политбюро. Произошла странная вещь — достигнув едва не абсолютной власти по всем канонам системы, Горбачев решил завоевать популярность среди сограждан.
Весной 1985 года мы услышали — «ускорение». Понадобилось около года, чтобы понять — оно не поможет, знаменитый лозунг Перестройки прозвучал в апреле 1986 года. На первых порах Горбачев пытался добиться успеха косметическими изменениями, надеялся, что их смогут ввести новые руководители — так он раньше делал на посту первого секретаря крайкома партии. Но страна — не край. Персональные изменения оказались неэффективными. Следующие, более основательные управленческие решения создали довольно типичную ситуацию: часть общества категорически не воспринимала новаций, остальные считали изменения недостаточно радикальными и последовательными. Политические процессы пошли явно не так, как представлял себе их инициатор.
Скажем, в конце 1980 годов по решению генсека (после международной критики) вышли на свободу и вернулись в Украину диссиденты, что активизировало общество и прибавило головной боли советско-партийной номенклатуре республик, как следствие — вызвало их недовольство действиями кремлевского руководителя. В 1989 г. диссиденты вместе с товарищами-шестидесятниками создали «Народний рух України за перебудову», декларируя поддержку политики Перестройки. Но уже через год сняли с названия Рух слова «за перестройку», ведь пути явно расходились.
Похоже, что в случае Михаила Горбачева сработало его детско-юношеское отрицание отвратительных проявлений системы, которой он служил. Не Конрад Валленрод, конечно, но вполне сознательное стремление к преобразованиям — в им же обусловленных пределах. Возможно, не совсем понятных. Но в основе — гуманистических. «Человеческая жизнь должна быть признана высшей ценностью», — утверждалось в Делийской декларации 1986 года, которую подписали Раджив Ганди и Михаил Горбачев. Таким образом, классовый подход отрицался в своей основе. Достигнув вершины власти, новый генсек начал действовать со всей страстью свободолюбивого казацкого характера. Подчас — хаотично, как правило — искренне.
Свидетельство последнего — оперативный созыв в апреле 1985 г. Пленума ЦК КПСС для объявления старта реформ и многочисленные последующие поездки по стране и встречи на предприятиях. Народ в восторге, Горбачев — тоже. По результатам каждого такого общения принимается ряд решений (системных ли?). Одновременно стартует подготовленная ??ранее антиалкогольная программа. Она имела рациональное экономическое обоснование — потери от пьянства сильно влияли на качество и объемы продукции, а главное — неумолимо подрывали трудовые ресурсы, уничтожая личность. Но в краткосрочной перспективе государство неплохо зарабатывало на продаже алкоголя, а негативные последствия имели опосредованный и удаленный характер. Поэтому экономические расчеты выглядели противоречиво. Чтобы решиться на какие-то решения, нужно было не только считать, но и представить себе долгосрочные последствия существующих тенденций. Что произошло и как это все переродилось в антиалкогольную кампанию — нам хорошо известно. Вместе с низкими ценами на нефть она привела к существенному уменьшению доходной части государственного бюджета. Одновременно значительно выросли социальные расходы, большие суммы направлялись на реформирование отдельных (как считалось — ключевых) отраслей, но без ожидаемого экономического эффекта. А планирование продолжало осуществляться на старым директивным принципам. Как следствие — рост доли необеспеченных расходов и ускоренный упадок советской экономики. Через много десятилетий спустя Михаил Сергеевич в сердцах скажет своим «доброжелателям»: попробуйте быть разумными, когда баррель нефти стоит 10 $. Но дело не только в этом.
Был еще один фактор, очень мощный — гонка вооружений. В таком соревновании на истощение СССР изначально выглядел как обреченный на поражение — отдадим должное удачной стратегии его оппонентов. Но эту теорему еще нужно доказать в эпоху, известную как «холодная война». Завершающий ее период и последующая развязка с выводом войск из Афганистана, подписанием ряда соглашений со США, падением Берлинской стены приходится на время правления наиболее открытого к ценностям свободного мира советского руководителя. «Это тот человек, с которым я могу вести дело», — знаменитое мнение Маргарет Тэтчер. Вероятно, что зарубежные поездки еще во времена крайкомовской молодости (в Чехословакию, Италии, Франции, ФРГ, Бельгию, Болгарию, затем — другие страны) сильно повлияли на представления будущего реформатора о мире, демократии, стимулах к труду. Главное — он увидел другую политическую культуру. И она ему понравилась.
Теперь сложно себе представить, что могло произойти, если бы на месте Горби в решающий момент оказался другой советских лидер. Не услышали ли мы бы уже тогда что-то подобное: «Зачем нам нужен мир без России?». Как показали события, связанные с распадом СССР, Горбачев не мог пойти на конфликт, грозивший большой кровью, иначе «просто перестал бы быть самим собой». Вместо этого он имел достаточно смелости, чтобы взять на себя ответственность за груз предыдущих преступлений советской системы (которые сам осуждал) и прикрыть собой от возможных неконтролируемых никем и ничем последствий.
Современники, как правило, не очень осознают пропасть, перед которой оказались, и роль человека, который сделал так, чтобы не произошло худшее. Гораздо больше ценят героев, когда ситуация достигает критической точки. Зато экспертов и политиков, склонных ради собственной популярности сыграть на господствующих среди сограждан комплексах и невежестве — всегда предостаточно.
Михаил Горбачев пытался спасти государство, которому служил, изменив его в соответствии с собственными представлениями о ценностями. Видео зафиксировало знаковую дискуссию в Литве 1990 — тогда Михаил Горбачев не побоялся выйти на встречу пикету, участники которого держали плакаты с лозунгами о независимости. По собственному выражению он предложил то, чего никогда не видели жители советского пространства, — реальную федерацию с четким разграничением уровней компетенций и функций, регулирование деятельности посредством права (а не административно), гарантиями прав человека, неприкосновенностью частной собственности ... «...Курс на реформирование СССР за сохранение союзного государства, на постепенные перемены в обществе... «, — по его словам. Другое дело, что тот Советский Союз его руководитель ассоциировал с Великой Россией, очевидно, не очень понимая пагубность такого сравнения. Да и национальные движения в его восприятии — сплошные сепаратисты, националисты, радикалы и популисты.
О настоящей федерации мечтали в 20-е гг. ХХ в. украинские национал-коммунисты и другие подобные течения, делая упор на ее советскости и прогрессивности. Отсюда знаменитые рассуждения Мыколы Хвыльового о красной, но независимой Украине и лозунг ориентации на психологическую Европу. Вряд ли Михаил Горбачев читал произведения одного из лидеров тогдашней украинской политической мысли. Зато отголосок бурной дискуссии 20-х гг. ХХ в. ощущается в выступлениях последнего советского лидера. Фактически он предлагал вернуться к истокам, избавиться от тоталитаризма, покаяться. Отсюда — показ в широком прокате фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние», что в то время выглядело как вызов системе. И тут же оправдывал деятельность создателя такой системы — Ленина.
Как бы то ни было, речь шла о восстановлении дискуссии относительно базовых принципов построения государства. Она должна была привести к демократизации («больше демократии, больше социализма»), децентрализации, активизации человека, установлению европейских цивилизационных норм, обеспечив максимально благоприятные условия для такого рода трансформации. Раньше за такое можно было получить срок, попасть в психушку, в лучшем случае — увольнение с работы или отчисление из университета.
Но существовала непреодолимая проблема — с развитием инициированных и ускоренных Михаилом Горбачевым процессов государство и он лично стремительно теряли доверие своих сограждан. Поэтому в немалой степени способствовало молчание, а затем и попытка умаления последствий авария на Чернобыльской АЭС. Но более глобально — пришло время собирать разбросанные прежде не то чтобы камни, а глыбы. Горбачев оказался в ситуации, известной в шахматах как цугсванг, — когда любой следующий шаг только ухудшал ситуацию.
Автора Перестройки за период его правления можно во многом обвинить: нереалистичные обещания, роковые кадровые ошибки (выдвиженцы в конце концов предали своего шефа), первомайские парады 1986 года на зараженных радиацией территориях, заторможенную реакцию на кровавые события в Литве, публичный конфликт с Андреем Сахаровым (которого он уважал), павловская конфискационная денежная реформа ... Реформатор не всегда представлял последствия своих заявлений и решений ..
Его интересовало — как вернуться к состоянию нормальности, когда за лучшую работу человек получит больше и вправе распоряжаться своей собственностью. Тем самым высвободить потенциал человека и направить его на развитие страны. Отсюда — разрешение на индивидуальную трудовую деятельность в экономике и последующие подобные решения, а в политике — курс на демократизацию и гласность как инструменты преодоления пропасти между государством и гражданином. Между прочим — до сих пор больная проблема, в пределах отведенного историей времени генсек явно решить ее не мог. Обосновывая необходимость реальной конкуренции на выборах, Михаил Горбачев говорил: и кого мы боимся, наших сограждан, которые, кроме советской власти, другой не знают? Впоследствии он напишет: «Суть перестройки заключалась в преодолении тоталитарного строя, в переходе к свободе и демократии». Но понимали ли его современники, ведь их становление проходило при вышеупомянутой несвободе, у них не было даже немного подобного горбачевскому пространства для самостоятельности (скорее — автономности) в работе и личной ответственности? Возник эффект, известный еще с первой половины XIX в. (даже до крестьянской реформы), когда вчерашние крепостные получали свободу от своих либеральных господ и не знали, что с ней делать. И кого же они обвиняли в своих бедах?
«Мое кредо — сделать наше общество свободным, гуманным, демократическим, опираясь не на силу, а на активность и сознательность самих людей. Это помогло бы им стать гражданами...», — так сформулировал цель своей реформаторской деятельности Михаил Горбачев. Это то, к чему стремятся свободные люди, то, чего с такими сложностями стремится добиться Украина.
